Екатерина Кулакова, драматург, театровед, Омск

«Я не удовлетворен жизнью, как ваш дядя Ваня…»

  • Антон Чехов. «Дядя Ваня». Омский театр драмы.
    Режиссер — Георгий Цхвирава.
"Письма из театра" N49 20 декабря 2019
Рецензия
Режиссер не то чтобы осовременивает пьесу, он пытается добавить к ней нечто неожиданное, выделяющее по сути крепкую психологическую постановку из общего ряда не модернистски решенных «дядь вань»: и шаманские пения, и отсылки к бесконечной Африке, и тотальное пчеловодство; но все не то, все это так чуждо пьесе о душе и неприкаянности. Зато главным ключом к современному звучанию стало решение образа Астрова. Внешне герой не современен совсем, он вполне себе хрестоматийный, замученный постоянными вызовами уездный доктор, но актер переворачивает эту, на первый взгляд, совсем «не трактовку» персонажа с ног на голову. Потому что Артём Кукушкин обладает редчайшей натурой и редчайшей удачливостью, родись он лет двадцать назад, тогда бы не получилось, но сейчас, в 2019-м психофизически именно Кукушкин становится идеальным воплощением героя нашего времени. Нет артиста в театральном Омске, который точнее бы совпадал с ощущением современного героя. Возможно, именно этим ощущением и руководствовался режиссер, когда назначал актера на эту главную роль.
История Астрова, наполненная сглаженными и еле уловимыми интонациями Кукушкина, становится актуальнее любой остросовременной пьесы про хипстеров и стартапы. Кто такой Астров в спектакле Цхвиравы? Это хороший парень, который подавал какие-то надежды в прошлом – когда был молод и красив, десять с лишним лет назад, только приехав в этот уезд. Яркий представитель поколения тридцатилетних, тех из них, кто в двадцать давал року, а после тридцати оброс ипотеками, детьми и игровыми приставками, загасив навсегда в душе огонь к жизни. Астров рок-н-роллы, конечно же, не играл, детей не заводил и кредиты не брал, но в спектакле Омской драмы он явно был Куртом Кобейном живописи, несостоявшимся уездным Поллоком, променявшим свой талант к искусству на рутинную, бесконечную, бессмысленную (хоть и полезную для окружающих) работу, стал прикладываться к бутылке, отрастил «огромные усы» и… Получается, что спекать о том, как Астров на миг снова найдет «рок» в своей душе.
Звездным роком для доктора становится кометой пролетевшая над уездным болотом Елена Андреевна (Юлия Пошелюжная), эдакая Лиса Патрикеевна, которую режиссер с помощью музыкальных ассоциаций сравнивает с Мэрилин Монро. Елена Андреевна не останется звездой надолго, совсем скоро она станет обычной женщиной – ночью уже не при параде, а в обычной юбке, платке, сапогах, с аккордеоном на плече, понимая переживания Софьи, плача о том, что ее молодость-музыка теперь не звучит и не зазвучит, потому что муж не разрешает играть. Серебряков (Сергей Волков) же здесь совсем не тиран, он просто старый человек, который в кругу родных не боится быть собой: каким-то неудобным и капризным, но не плохим – настоящим. И даже его мнимое превосходство над остальными, острое существование в оппозиции с Войницким не агрессивно по природе своей. Серебряков Волкова глубже какой-то одной эмоции, он очень точно воплощает тип чеховского героя, сложносочиненного с неочевидной мотивацией. Это человек, который видит и понимает больше, чем показывает, применяя в своем мире только ему понятную систему ценностей. Его жена так близка в своих переживаниях Астрову, что эти герои становятся эмоциональными двойниками. Но если песне Елены Андреевны не суждено прорваться, Серебряков для нее все же непререкаемый авторитет, то творческий акт Астрова будет совершен, накопленная им энергия найдет выход масштабно,
абстрактно и экспрессивно.
Кукушкин работает мельчайшими мазками, создавая персонажа: тихий голос, почти невнятное говорение приковывает к себе внимание мгновенно. Этот персонаж удачно живет на Камерной сцене, потому как на большой не возникло бы такого чувства сопричастности. Герои существуют в очень подробном бытовом ключе: и интимные сцены ночных разговоров, и имплицитный переход к творчеству Астрова, занимающему и визуально, и энергетически все пространство.  
Астров герой, который все про себя знает. Он знает, что ему нравится красота, – в интерпретации режиссера: нравятся брюнетки, а не блондинки. Он знает, что Елена Андреевна вскружит ему голову, но ничего так и не произойдет. Как знает и Соня о своей «некрасивости». Сонечка Кристины Лапшиной – это юный мудрец с обнаженной душой, у нее все переживания первой любви, первого отказа, как операция на открытом сердце, где жизненно важно даже самое мельчайшее движение. И актриса не теряет ни единого движения этих чувств. Можно просто посмотреть на Кристину Лапшину в «Дяде Ване» и заново пережить ощущение первой влюбленности.
Есть ли надежда у этой неудовлетворенной жизнью молодежи? Кажется, будто есть. Кажется, что вспыльчивый поступок дяди Вани (Олег Теплоухов), его чудачества и откровенность – это залог того, что надежда не умирает никогда. Герой Теплоухова светел в своих чувствах к Елене Андреевне, и кажется, что финальное смирение – это всего лишь временная мера и чувства вновь прорвутся наружу после того, как в чудесном воображении Войницкого вспыхнет новая любовь. Соня на его фоне выглядит более решительной в своем избрании отшельничества. Но не был бы Чехов Чеховым, если б после безысходности не оставалась надежда.
А странное хозяйство, где обитают странные люди со своими странными страстями, снами об Африке, шаманах и спасении русских лесов, после «вторжения» будет восстанавливать себя само – и вечные Вафля (Иван Маленьких), и няня (Любовь Трандина) как символы некой стабильности русской жизни своим размеренным бытом успокоят метущиеся души, в том числе и молодую душу немолодого Войницкого.
Любите и страдайте, а если будет больно, работайте, и тогда мы все увидим «небо в алмазах». А герои спектакля Омской драмы увидят эти небесные алмазы из какой-нибудь африканской провинции, ведь и там можно налаживать быт, лечить людей и мечтать о счастье.