Омская драма доказала, что «Правда – хорошо, а счастье лучше». Премьера по одной из самых жизнеутверждающих комедий Островского состоялась в Омском академическом театре драмы перед самым Новым годом. И новый спектакль, таким образом, не только стал подарком к празднику для любящего яркое и при этом в рамках вкуса зрелище омского театрала, но и сыграл роль своеобразной рождественской сказки. Где добро побеждает зло, но наказание для последнего оборачивается милостью. Где из-за перипетий сюжета, дающих самый широкий простор для актерской игры, неявно, но ощутимо проглядывает мораль.
«Правда – хорошо, а счастье лучше» – пьеса, прекрасно подходящая на выполнение сказочного «функционала». В ней есть бедный, но благородный молодой герой, живущий только по правде и за то подвергающийся преследованию, и его простоватая мать. Влюбленная в него купеческая барышня – замоскворецкая принцесса, ее ловкая на хитрости нянька, плут и разгильдяй отец, строгая богатая бабушка и бабушкин прежний ухажер – лихой унтер-рубака в отставке. А вдобавок закрученная фабульная интрига и развязка, раздающая всем сестрам по серьгам.
Все это дает режиссеру возможность для создания искрометного, богато декорированного, насыщенного действа, где каждая роль, с учетом высочайшего качества труппы Омской драмы, – настоящая вишенка на торте.
Автор постановки Роман Самгин шансом устроить на сцене буйство красок и движения воспользовался сполна. Первые аплодисменты на спектакле можно услышать еще до появления актеров, как только поднимается занавес. Так публика встречает сценографию (художник – Юлиана Лайкова), пеструю, избыточно сочную, будто возвращающую в лето посередине снежной сибирской зимы. И, кстати, сделанную совершенно по ремаркам Островского: светлая веранда, стилизованная под ретро мебель, а за окнами – уходящий в глубину яблоневый сад с изумрудной зеленью листьев, пурпуром спелых яблок и бутафорской козочкой, неотличимо похожей на живую.
Любопытно, что предыдущая постановка «Правды…» в Омской драме – знаменитый спектакль Артура Хайкина 1979 года с Надеждой Надеждиной, Еленой Псарёвой, Александром Щёголевым и другими легендарными омскими артистами – тоже отличалась богатым антуражем. Вот как начиналась рецензия на постановку в газете «Волжская коммуна», вышедшая во время гастролей театра в Куйбышеве 1986 году:
«Открывается занавес – и зрительный зал взрывается аплодисментами. Нечасто сегодня театральные художники балуют нас такими роскошно-живописными декорациями. Все пространство сцены занято огромным, но легким садовым павильоном, оплетенным яркими гирляндами листьев, цветов…»
Вольно или невольно создатели сегодняшней постановки следуют традициям Омского драматического, уже начиная с оформления. А оно, в свою очередь, исполнено под стать придуманному Самгиным и артистами рисунку игры. Актеры отдают дань острохарактерности своих персонажей порой с ироничной чрезмерностью.
Гротескно охает и всплескивает руками Пелагея Григорьевна (Анна Ходюн). Покряхтывает под грузом краденых господских яблок садовник Меркулыч (Иван Маленьких). Вывертывается в такт собственным галантерейным речам Амос Панфилыч (Александр Гончарук). Юлит и жеманничает пред сильными своего небольшого мирка обладатель карикатурного фальцета Никандр Мухояров (Владислав Пузырников). Смешно басит, как тут не вспомнить Нонну Мордюкову в фильме «Женитьба Бальзаминова», и препирается с бабушкой Поликсена (Юлия Пошелюжная). По-детски наивно геройствует не обтесавшийся еще в жизни Платоша Зыбкин (студент факультета культуры и искусств ОмГУ Леонид Калмыков), напоминающий самого молодого резонера в русском театре – Чацкого. И даже внешне похожий на Виталия Соломина, исполнявшего роль Чацкого в давнем спектакле Малого театра.
С заметно большей психологической динамикой выступают в спектакле драмовские корифеи, которые, бесспорно, и являются главными бенефициантами недавней премьеры.
Так, поначалу кажущаяся глупенькой нянька Фелицата (Наталья Василиади) оборачивается по ходу действия мастерицей тонкой и благодатной для судьбы героев интриги: «Нет, уж я теперь про себя совсем иначе понимать буду». Степенная и комильфотная во всем бабушка Мавра Тарасовна (Валерия Прокоп): «Что я захочу, так и будет, – никто, кроме меня, не властен в доме приказывать», – обнаруживает склонное к привязанностям и порывам женское сердце. Состарившийся на казенном пенсионе выпивоха и забияка Сила Грознов (Валерий Алексеев) становится еще годным в дело покорителем дам и строгим судией, восстанавливающим справедливость: «Нет, я еще молодец, я куда хочешь».
На фоне перспективной молодежи и давно вошедших в кадровый костяк репертуара артистов среднего поколения именно это трио призвано придавать «Правде…» блеск совершенства. Что успешно и делает, как и несколько последних десятилетий вызывая в зале вздохи восторга. Так на авторитетной академической сцене появляется новый шлягер, излечивающий от тоски и скуки искристый театральный хит.
Но Роман Самгин, наверное, изменил бы себе, если бы не припрятал в, казалось бы, совершенно прозрачную историю способную к развитию идею. Не нашел бы в классическом тексте, пусть и легкого жанра, потенциальную глубину.
Так было с предыдущей работой режиссера в Омской драме – постановке по комедии Мариво «Торжество любви», когда в игривый сюжет вселилось вдруг щемящее чувство жестокости счастья к тем, кому оно недоступно. Ощущение, пронзительно выраженное в образах Леонтины и Гермократа и воплощенное дуэтом Татьяны Прокопьевой и Валерия Алексеева.
Счастье в новой совместной работе Самгина и Омского академического драмтеатра оказалось без подобной червоточинки. Наоборот, оно получает от создателей намек, правда, чрезвычайно легкий и ненавязчивый, на обоснование свыше.
«Правда – хорошо, а счастье лучше» Островского, как и вся его драматургия «социального оптимизма», – это же не просто проповедь морального компромисса. Глубинно она основана на тезисах христианской этики, противопоставлении закона и благодати. Человек несовершенен. Жить по полной правде он не способен. Поэтому счастье невозможно без человеческой любви и божьей милости. В этом контексте живописный сад на сцене становится Эдемом. А попытка разломать отделяющую от него стену веранды напоминает разорвавшуюся в момент смерти Христа завесу иерусалимского храма. Любопытно, что предпринимает ее олицетворяющий закон Платоша Зыбкин. Впрочем, и милость, и счастье чаще приходит с сильной стороны. Или от Бога. Или от бабушки Мавры Тарасовны Барабошевой.
«Правда – хорошо, а счастье лучше» – пьеса, прекрасно подходящая на выполнение сказочного «функционала». В ней есть бедный, но благородный молодой герой, живущий только по правде и за то подвергающийся преследованию, и его простоватая мать. Влюбленная в него купеческая барышня – замоскворецкая принцесса, ее ловкая на хитрости нянька, плут и разгильдяй отец, строгая богатая бабушка и бабушкин прежний ухажер – лихой унтер-рубака в отставке. А вдобавок закрученная фабульная интрига и развязка, раздающая всем сестрам по серьгам.
Все это дает режиссеру возможность для создания искрометного, богато декорированного, насыщенного действа, где каждая роль, с учетом высочайшего качества труппы Омской драмы, – настоящая вишенка на торте.
Автор постановки Роман Самгин шансом устроить на сцене буйство красок и движения воспользовался сполна. Первые аплодисменты на спектакле можно услышать еще до появления актеров, как только поднимается занавес. Так публика встречает сценографию (художник – Юлиана Лайкова), пеструю, избыточно сочную, будто возвращающую в лето посередине снежной сибирской зимы. И, кстати, сделанную совершенно по ремаркам Островского: светлая веранда, стилизованная под ретро мебель, а за окнами – уходящий в глубину яблоневый сад с изумрудной зеленью листьев, пурпуром спелых яблок и бутафорской козочкой, неотличимо похожей на живую.
Любопытно, что предыдущая постановка «Правды…» в Омской драме – знаменитый спектакль Артура Хайкина 1979 года с Надеждой Надеждиной, Еленой Псарёвой, Александром Щёголевым и другими легендарными омскими артистами – тоже отличалась богатым антуражем. Вот как начиналась рецензия на постановку в газете «Волжская коммуна», вышедшая во время гастролей театра в Куйбышеве 1986 году:
«Открывается занавес – и зрительный зал взрывается аплодисментами. Нечасто сегодня театральные художники балуют нас такими роскошно-живописными декорациями. Все пространство сцены занято огромным, но легким садовым павильоном, оплетенным яркими гирляндами листьев, цветов…»
Вольно или невольно создатели сегодняшней постановки следуют традициям Омского драматического, уже начиная с оформления. А оно, в свою очередь, исполнено под стать придуманному Самгиным и артистами рисунку игры. Актеры отдают дань острохарактерности своих персонажей порой с ироничной чрезмерностью.
Гротескно охает и всплескивает руками Пелагея Григорьевна (Анна Ходюн). Покряхтывает под грузом краденых господских яблок садовник Меркулыч (Иван Маленьких). Вывертывается в такт собственным галантерейным речам Амос Панфилыч (Александр Гончарук). Юлит и жеманничает пред сильными своего небольшого мирка обладатель карикатурного фальцета Никандр Мухояров (Владислав Пузырников). Смешно басит, как тут не вспомнить Нонну Мордюкову в фильме «Женитьба Бальзаминова», и препирается с бабушкой Поликсена (Юлия Пошелюжная). По-детски наивно геройствует не обтесавшийся еще в жизни Платоша Зыбкин (студент факультета культуры и искусств ОмГУ Леонид Калмыков), напоминающий самого молодого резонера в русском театре – Чацкого. И даже внешне похожий на Виталия Соломина, исполнявшего роль Чацкого в давнем спектакле Малого театра.
С заметно большей психологической динамикой выступают в спектакле драмовские корифеи, которые, бесспорно, и являются главными бенефициантами недавней премьеры.
Так, поначалу кажущаяся глупенькой нянька Фелицата (Наталья Василиади) оборачивается по ходу действия мастерицей тонкой и благодатной для судьбы героев интриги: «Нет, уж я теперь про себя совсем иначе понимать буду». Степенная и комильфотная во всем бабушка Мавра Тарасовна (Валерия Прокоп): «Что я захочу, так и будет, – никто, кроме меня, не властен в доме приказывать», – обнаруживает склонное к привязанностям и порывам женское сердце. Состарившийся на казенном пенсионе выпивоха и забияка Сила Грознов (Валерий Алексеев) становится еще годным в дело покорителем дам и строгим судией, восстанавливающим справедливость: «Нет, я еще молодец, я куда хочешь».
На фоне перспективной молодежи и давно вошедших в кадровый костяк репертуара артистов среднего поколения именно это трио призвано придавать «Правде…» блеск совершенства. Что успешно и делает, как и несколько последних десятилетий вызывая в зале вздохи восторга. Так на авторитетной академической сцене появляется новый шлягер, излечивающий от тоски и скуки искристый театральный хит.
Но Роман Самгин, наверное, изменил бы себе, если бы не припрятал в, казалось бы, совершенно прозрачную историю способную к развитию идею. Не нашел бы в классическом тексте, пусть и легкого жанра, потенциальную глубину.
Так было с предыдущей работой режиссера в Омской драме – постановке по комедии Мариво «Торжество любви», когда в игривый сюжет вселилось вдруг щемящее чувство жестокости счастья к тем, кому оно недоступно. Ощущение, пронзительно выраженное в образах Леонтины и Гермократа и воплощенное дуэтом Татьяны Прокопьевой и Валерия Алексеева.
Счастье в новой совместной работе Самгина и Омского академического драмтеатра оказалось без подобной червоточинки. Наоборот, оно получает от создателей намек, правда, чрезвычайно легкий и ненавязчивый, на обоснование свыше.
«Правда – хорошо, а счастье лучше» Островского, как и вся его драматургия «социального оптимизма», – это же не просто проповедь морального компромисса. Глубинно она основана на тезисах христианской этики, противопоставлении закона и благодати. Человек несовершенен. Жить по полной правде он не способен. Поэтому счастье невозможно без человеческой любви и божьей милости. В этом контексте живописный сад на сцене становится Эдемом. А попытка разломать отделяющую от него стену веранды напоминает разорвавшуюся в момент смерти Христа завесу иерусалимского храма. Любопытно, что предпринимает ее олицетворяющий закон Платоша Зыбкин. Впрочем, и милость, и счастье чаще приходит с сильной стороны. Или от Бога. Или от бабушки Мавры Тарасовны Барабошевой.
