«Тела погибших на высоких участках зачастую остаются неубранными из-за трудностей, связанных с их эвакуацией. На некоторых участках восходители вынуждены переступать через мертвые тела, некоторые из которых даже служат своеобразными ориентирами» (из статьи Википедии об Эвересте).
17 февраля в Омской драме состоялась премьера спектакля «Далекая страна» по пьесе австрийского драматурга Артура Шницлера. Пьеса, написанная в 1911 году, впервые поставлена в России. Жанр спектакля, обозначенный в программке - «Сцены из супружеской жизни» отсылает к одноименному фильму Ингмара Бергмана. Так же, как и в фильме, в центре – отношения супружеской пары. И переплетения любовных связей окружающих их людей, где почти каждый — чей-то бывший или нынешний любовник/любовница, но, кажется, никто никого не любит.
«Душа — это далекая страна», — говорит один из героев пьесы. В спектакле Георгия Цхвиравы душа – это еще дальше. Это почти недостижимая горная вершина, скалы и пики, опасные и часто смертоносные. Режиссер еще больше обострил и так напряженные, запутанные взаимоотношения героев, обнажил скрытые под налетом цивилизованности скелеты в шкафу, и в тексте, написанном более ста лет назад, проявляется сегодняшняя отчужденность, обжигающий холод межчеловеческого вакуума.
Измены, ревность, страсть, подозрения, семейное насилие, равнодушие, одиночество. Никто никого не слышит, не понимает, не хочет понять. Диалоги двух людей — супругов или бывших любовников — с разных концов сцены, не глядя друг на друга, через микрофон — взаимное непонимание, транслируемое на весь окружающий мир. Чем не фейсбучная публичная приватность, где частное высказывание выносится с маленького экрана твоего смартфона наружу, на общее обозрение. Смешение личного и общественного пространств, смещение понятий интимности и стыда.
Юхан из бергмановских «Сцен из супружеской жизни» говорит Марианне, бывшей жене, ныне – любовнице: «Мы …болтаем всякую чепуху о наших уважаемых мужьях и женах. Практически они с нами в одной комнате. Мы им подмигиваем. Это духовный групповой секс на самом высшем уровне. Почти как из учебника о происхождении жизни». Режиссер спектакля Георгий Цхвирава и художник Эмиль Капелюш воплотили эту цитату почти дословно. На сцене – пара любовников, а на двух экранах по бокам от сцены – крупным планом лица: его жены, ее мужа, или наоборот – на сцене муж с женой, а на экранах – их любовник/любовница. На лицах, искаженных от слишком близкого объектива, видно каждое едва заметное движение брови, малейший прищур настороженных глаз. Соперники на экранах прислушиваются, чуть усмехаются, следят то ли враждебно, то ли презрительно, то ли саркастично. Все про всех всё знают.
Режиссер фокусирует внимание только на отношениях людей, мужчин и женщин, родителей и детей, вырванных из контекста быта, проблем, отношениях, обнаженных как скелет. Здесь только играют в теннис (вся сцена представляет собой теннисный корт), катаются на велосипеде, ходят в горы. И выясняют отношения. Любовь и ненависть. Или ревность без любви.
Или такая любовь. Без близости, без нежности, без доверия. Если в фильме Бергмана, на который ссылается режиссер, есть чувственность и теплота, здесь же они остаются за скобками. Каждый сам за себя в разряженной атмосфере высокогорья. Твое выживание только в твоих руках. Как на вершине горы, куда поднимаются герои, где кто-то гибнет, а другие идут жить свою жизнь дальше. Отец знать не хочет сына, сын — отца. Друг унижает друга. Муж бьет жену. Каждый каждому чужой.
На экране — заснеженные горы, холодная, пустая, бесчеловечная красота. И только череп погибшего альпиниста на склоне среди камней, смотрит из пустоты черными глазницами, а мимо него идут другие, пока еще живые, быть может, бывшие друзья.
Режиссер не оставляет надежды никому. Ни женам, ни мужьям, ни любовникам, ни родителям, ни детям. Нет и не может быть ни одной счастливой семьи. Одиночество — навсегда. Вернувшийся издалека сын-подросток не узнает отца и проезжает на скутере мимо, вежливо поздоровавшись с ним, как с незнакомым.
Все – мертвые альпинисты, оставленные на склоне, будущие или настоящие, только кому-то повезет быть ориентиром, а другой пропадет без вести, без памяти и сострадания в пропасти прошедшего времени.
17 февраля в Омской драме состоялась премьера спектакля «Далекая страна» по пьесе австрийского драматурга Артура Шницлера. Пьеса, написанная в 1911 году, впервые поставлена в России. Жанр спектакля, обозначенный в программке - «Сцены из супружеской жизни» отсылает к одноименному фильму Ингмара Бергмана. Так же, как и в фильме, в центре – отношения супружеской пары. И переплетения любовных связей окружающих их людей, где почти каждый — чей-то бывший или нынешний любовник/любовница, но, кажется, никто никого не любит.
«Душа — это далекая страна», — говорит один из героев пьесы. В спектакле Георгия Цхвиравы душа – это еще дальше. Это почти недостижимая горная вершина, скалы и пики, опасные и часто смертоносные. Режиссер еще больше обострил и так напряженные, запутанные взаимоотношения героев, обнажил скрытые под налетом цивилизованности скелеты в шкафу, и в тексте, написанном более ста лет назад, проявляется сегодняшняя отчужденность, обжигающий холод межчеловеческого вакуума.
Измены, ревность, страсть, подозрения, семейное насилие, равнодушие, одиночество. Никто никого не слышит, не понимает, не хочет понять. Диалоги двух людей — супругов или бывших любовников — с разных концов сцены, не глядя друг на друга, через микрофон — взаимное непонимание, транслируемое на весь окружающий мир. Чем не фейсбучная публичная приватность, где частное высказывание выносится с маленького экрана твоего смартфона наружу, на общее обозрение. Смешение личного и общественного пространств, смещение понятий интимности и стыда.
Юхан из бергмановских «Сцен из супружеской жизни» говорит Марианне, бывшей жене, ныне – любовнице: «Мы …болтаем всякую чепуху о наших уважаемых мужьях и женах. Практически они с нами в одной комнате. Мы им подмигиваем. Это духовный групповой секс на самом высшем уровне. Почти как из учебника о происхождении жизни». Режиссер спектакля Георгий Цхвирава и художник Эмиль Капелюш воплотили эту цитату почти дословно. На сцене – пара любовников, а на двух экранах по бокам от сцены – крупным планом лица: его жены, ее мужа, или наоборот – на сцене муж с женой, а на экранах – их любовник/любовница. На лицах, искаженных от слишком близкого объектива, видно каждое едва заметное движение брови, малейший прищур настороженных глаз. Соперники на экранах прислушиваются, чуть усмехаются, следят то ли враждебно, то ли презрительно, то ли саркастично. Все про всех всё знают.
Режиссер фокусирует внимание только на отношениях людей, мужчин и женщин, родителей и детей, вырванных из контекста быта, проблем, отношениях, обнаженных как скелет. Здесь только играют в теннис (вся сцена представляет собой теннисный корт), катаются на велосипеде, ходят в горы. И выясняют отношения. Любовь и ненависть. Или ревность без любви.
Или такая любовь. Без близости, без нежности, без доверия. Если в фильме Бергмана, на который ссылается режиссер, есть чувственность и теплота, здесь же они остаются за скобками. Каждый сам за себя в разряженной атмосфере высокогорья. Твое выживание только в твоих руках. Как на вершине горы, куда поднимаются герои, где кто-то гибнет, а другие идут жить свою жизнь дальше. Отец знать не хочет сына, сын — отца. Друг унижает друга. Муж бьет жену. Каждый каждому чужой.
На экране — заснеженные горы, холодная, пустая, бесчеловечная красота. И только череп погибшего альпиниста на склоне среди камней, смотрит из пустоты черными глазницами, а мимо него идут другие, пока еще живые, быть может, бывшие друзья.
Режиссер не оставляет надежды никому. Ни женам, ни мужьям, ни любовникам, ни родителям, ни детям. Нет и не может быть ни одной счастливой семьи. Одиночество — навсегда. Вернувшийся издалека сын-подросток не узнает отца и проезжает на скутере мимо, вежливо поздоровавшись с ним, как с незнакомым.
Все – мертвые альпинисты, оставленные на склоне, будущие или настоящие, только кому-то повезет быть ориентиром, а другой пропадет без вести, без памяти и сострадания в пропасти прошедшего времени.
